БОЛГАРИН – МОЯ ПЕРВАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ ЖИЗНЬ
БОЛГАРИН – МОЯ ПЕРВАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ ЖИЗНЬ
————————————————————————
.
Людей неинтересных в мире нет
Их судьбы как истории планет,
У каждой все особое свое,
И нет планет похожих на нее.
Е. Евтушенко
ПЕРВЫЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ ЖИЗНИ
============================
То, что существует Вселенная и вся в ней живая и неживая природа уже есть ЧУДО, но ещё большим ЧУДОМ является наша планета – Земля и живущий на ней человек, а на Земле живут только ДВА ЧЕЛОВЕКА – МУЖЧИНА и ЖЕНЩИНА. Как рождается человек, вроде бы уже известно, а как он МЫСЛИТ- ещё долго будет оставаться самой большой тайной ПРИРОДЫ. Древние говорили: человек сколь прекрасен, столь и мерзок; и ещё: человек-животное чистое и изящное. Поэтому человек интересен во всех своих проявлениях. Есть СУДЬБА или нет, не могу ни утверждать, ни отрицать. Я больше склонен думать, что то, что человек рождается и потом живёт какое-то длительное или короткое время является чистой случайностью. Человечеством уже высказана мысль о том, что ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА-это путь от рождения до смерти. Интересно, что человек не знает, что родился и не знает, что умер.
Я решил написать историю своей жизни не потому, что она так уж интересна и может послужить другим примером для подражания, а для более или менее подробного сохранения сведений о нашем РОДЕ, и для представителей нашего рода, которых я всех люблю и уважаю со всеми их достоинствами и недостатками.
Из нашего рода я первый, кто оставляет письменные свидетельства о себе.
Моя жизнь полна разнообразнейшими перипетиями, событиями как трагического так и оптимистического характера, разукрашена многочисленными романами, интересными встречами с выдающимися современниками из сферы искусства, театра и спорта, потому что я был и спортсменом, и артистом, и учителем, и тренером, и гидом, и бизнесменом, а начал простым рабочим по специальности токарь-универсал.
Я родился в день святого Николая, то есть,19 декабря 1937 г. в селе Новые Трояны, Болградского, района, Одесской области- это на современном языке, а тогда эта земля входила в состав королевской Румынии. Кто рождался в конце года, румынская администрация записывала на следующий год в начале января месяца. Поэтому в румынской метрике стоит третье января, как дата моего рождения. С 1951 г. в моем паспорте стоит дата моего рождения 15 мая. Почему? Расскажу в процессе повествования.
Родственники моей мамы и моего отца являются только маленькой ветвью всего родословного древа. По рассказам дядей родоначальником рода СЕРТ был четырежды мой прадедушка МИРЧО, который и переселился из Болгарии в Россию. Я представитель пятого поколения прадедушки МИРЧО: здесь я имею ввиду тех, кого я знаю, это- Мирчо, его сын Дмитрий(Димитар), Савва-сын Дмитрия, и отец-сын Саввы.. От имени Мирчо и происходит фамилия Мирчевы. Имя МИРЧО и стало фамилией всех его потомков, живущих в моем селе Новые Трояны. Потом фамилия МИРЧЕВ сменяется на прозвище – фамилию СЕРТ, что означает в переводе с турецкого горячий, вспыльчивый человек, твёрдый, упёртый. Другое значение слова – курю сигареты СЕРТ, т.е. крепкие, пью водку СЕРТ- значит крепкая водка, с высоким градусом. Болгарский толковый словарь считает это слово турецким, но так ли это? Дело в том, что 12 –я династия египетских фараонов (это 18 век до Хр.) имела нескольких монархов с фамилией СЕНУСЕРТ, и СЕРТ в имени фараона несёт главную смысловую нагрузку и значит «ЧЕЛОВЕК СИЛЬНОГО», т.е. принадлежащий МОГУЩЕСТВЕННОЙ БОГИНЕ. Можно предположить, так как это чисто моя догадка, что ТЮРКИ став турками только в 19 столетии, возможно первыми заимствовали это ёмкое словечко у египтян и стали им пользоваться, приземлив его значение до указания на черту характера человека, его психологического склада.
Домашняя легенда рассказывает по какой причине произошла смена фамилии нашего рода, но знаю также, что в Болгарии есть фамилия СЕРТЕВ, а в Испании- художник-архитектор по фамилии СЕРТ. Наш род получил кличку серт, по родовому преданию, уже после переселения в Россию. Когда соседи узнали, что дед убил трех турок и потом решил покинуть родную землю, чтобы спасти семью от турецкого террора, они, возможно, и дали деду эту кличку- эпитет. Кроме того, после Крымской войны 1854 г. часть Бессарабии – юго-западные земли теперешней Одесской области – переходит к Румынии. Румынская администрация, засучив рукава, немедленно принялась за ассимиляцию населения вновь захваченных земель. Кроме того, что все должны были учиться в школе только на румынском языке, они начали изменять фамилии, главным образом, отбрасывая окончание, например: Узунов – Узун, Терзиев – Терзи, т.е. болгарское звучание фамилии улетучивалось. Этот недалёкий шаг румынской администрации трудно поддаётся объяснению, так как перемена фамилии никак не связано с переменой характера и менталитета народа. Как бы человек ни изменял свою внешность сущность его натуры остаётся прежней. У болгарского народа фамилии в основном происходят от имени родоначальника, хотя достаточно часто встречаются фамилии, отражающие профессию рода, например: терзиев = терзи = портной; или отражают какую-то особенную черту внешности, например, БУЮКЛИ= усатый.
Моя мать происходит из рода ЧЕПРАЗОВЫХ большого и красивого села ЧИЙШИЙ, которое после прихода советской власти было переименовано в безликое и бессмысленное Городнее. Что означает это слово, до сих пор не могу понять; если от слова «огород», то должно называться «огороднее». А «городнее» для болгарина- совсем непонятное слово. Это ж надо было такое придумать!
Судя по фамилии, родоначальник маминого рода занимался производством блях для ремней и различных изделий- украшений из металла. Мама дружила со своей сестрой, которая имела дочь по имени Зина, моя двоюродная сестра. Зина была старше меня на два года. Она очень часто гостила у нас, и мы постоянно проводили время вместе, развлекаясь незамысловатыми детскими играми – мы, в основном строили дома и замки на песке. Романтику детской дружбы мы пронесли через всю нашу жизнь. Вот уже два года как Зины нет среди живых. Во время последней нашей встречи она жаловалась на сердце и уверенно предчувствовала скорый конец жизни. Я говорил ей что-то утешительное, но через год после нашей встречи моей любимой сестры не стало. У неё был прекрасный муж – исключительно добрый и интеллигентный человек- Пётр Димитров, который покинул этот мир на десять лет раньше жены. Зина и Пётр оставили после себя двоих дочерей и сына( Алёна, Иванка и Никола),а также внуков и внучек, которые уже имеют своих детей. Так что огонь жизни выходит и есть вечный огонь, как, наверное, и Вселенная – без начала и конца. Всё собираюсь навестить своих внучатых и правнучатых племянниц и племянников и всё никак не соберусь.
Из нашего рода Чепразовых, кроме детей сестры Зины, ещё кто-то остался из старшего поколения. Придет время и я обязательно в следущей своей поездке на родину детства встречусь с ними, чтобы побольше узнать о своих родственниках по материнской линии.
Моя мать прожила очень короткую и тяжёлую жизнь. Жизнь у неё была короткой, потому что длилась только 32 года, а тяжёлой, потому что на её долю выпали две голодовки. Голодовку 1932-33 годов мои родители пережили, а вот 1947 года не смогли.
Насколько я помню из разговоров взрослых, моя мать умерла якобы от порока сердца, что вполне вероятно, но не без «помощи» голода. Вполне «вероятно» потому, что и кузена Зина жаловалась на сердце, да и я с 16 лет почувствовал боль в сердце. Эта боль исчезла тогда, когда я начал активно заниматься спортивной гимнастикой. А когда же я целый год перед армией не тренировался, то в армии боль возобновилась. Был собран консилиум из пяти врачей, которые классифицировали эту боль как невроз, а один врач назвал её пороком сердца; но разве с пороком сердца можно преодолеть трёхгодичную программу техникума по физической культуре и спорту, да ещё плюс к этой нагрузке три раза в неделю танцевать в молодёжном ансамбле?! Тем не менее, боль в сердце до сих пор не прекратилась и до сих пор врачи утверждают, что оно здоровое…
…Как бы там ни было, но матери стало плохо именно в голодовку. Врачей в селе не было, и отец отвёз ее в село Чадыр-Лунга, которое находится в тринадцати километрах от моего села Новые Трояны. После второй поездки (на телеге) в Чадыр-Лунгу маме стало хуже и, повторяю, в тридцатидвухлетнем возрасте она оставила меня полу – сиротой. Мама умерала в моём присутствии.
Мы втроём – я, мама и отец- спали в одной комнате. В эту трагическую ночь мама лежала на кровати, а я спал рядом на полати. Отца в эту ночь не было дома, по какой причине – не помню. У нас была ещё одна комната, но там никто никогда не спал – там стояли сундуки с одеждой, и в этой комнате отец после завтрака в воскресенье уходил и пел болгарские народные песни. Эти две комнаты разделял небольшой коридор, в котором находилась печь, отапливающая спальню. Здесь же находилась лестница, ведущая на чердак, где размещались плоды нашей собственной земли: пшеница, кукуруза, семечки подсолнечника, лук и чеснок в связках, тыква, а под потолком, что меня большего всего восхищало, висели свежие гроздья винограда, будто бы их только что срезали с куста. Я очень любил этот виноград на чердаке и всегда срывал по зёрнышку с каждой кисти, чтоб не было так заметно. В детстве очень боялся чердака, думая, что там живут черти, домовые и все нечистые силы земли. И в тоже время, преодолевая страх, днём я очень любил бывать на чердаке и вдыхать особый, удивительный смешанный аромат всех находящихся там плодов. Для меня наш чердак-это особый аромат детства – лучшая пора, может быть, всей моей жизни.
…Итак, мама умирала. Возле неё сидели три женщины: тётя, жена дяди Василия, с которым, из шестерых братьев, отец большего всего был близок. Именно дяде Василию, умирая, отец завещал заботиться обо мне. Были еще и две соседки, с которыми мы просто дружили. Женщины тихо, чтобы не разбудить меня, разговаривали с мамой. Я притворялся, что сплю и отчётливо слышал весь разговор. Женщины по очереди убеждали маму в том, что она не умрёт, что болезнь пройдёт, что она просто не должна умирать, иначе на кого же меня оставит, что, мол, со мной будет. Мама тихо стонала и, превозмогая боль, произносила одну и ту же фразу: «Я хочу жить, я хочу жить». Уже под утро, тётя тихо сказала: «Всё, она умерла». Женщины вдруг зашмыгали носом, и я слышал, как их душили слёзы – они сдерживались, чтобы не разбудить меня. Когда я услышал, что мама умерла и как женщины, сдавлено, плачут, какая-то неведомая сила меня подпирала завыть, но, не желая показывать женщинам, что я всё знаю, я едва сдерживал себя, обливаясь под одеялом потоком естественных слёз, чувствуя, как моё тело охватывал обжигающий жар. Одна из соседок сказала: «Я отнесу Ванко к нам». Она тихо подсунула руки под меня и вместе с одеялом подняла и прижала к груди. Рассвет был не то что прохладным, но насыщено свежим. Женщина, то и дело, смыкая носом, бережно несла меня, не зная, что я готов разрыдаться. Когда я заснул, не помню, но когда проснулся и мне сообщили, что мама умерла, я уже не сдерживал слёз и мои эмоции со всей силой детского горя вырвались наружу, подобно реке прорвавшей плотину.
Мою мать в быту все звали Миной, хотя официальное имя было Мария. В производном имени МИНА физически ощущается аромат древности или, как говорится, старины далёкой. Мне нравится, что в имени моей матери лишний раз подчёркивается консерватизм болгарской народной жизни, и я сомневаюсь, что нынешнее поколение болгар как здесь, так и на Балканах, не на много отличается как антропологически, так и по образу мыслей(менталитету) от болгар эпохи царей Крума и Калояна (9-13 в.в.).Закваска болгарского народа прошла через тысячелетия, и хотя в 7-8 веках происходило поглощение болгарским этносом славян и фракийцев, а чуть позже(10-11в.в.) были добровольно ассимилированы и КУМАНЫ(половцы по-русски), все эти этносы не только не изменили суть болгарского народа духовно, но совсем исчезли, полностью растворившись, но, правда, темнокожие куманы передали некоторой части болгар тёмный цвет кожи. Те болгары, которые имеют тёмный или смугловатый цвет кожи, носят в своих жилах куманскую кровь. Куманы оставили после себя доброе и мужественное имя – они были первыми рыцарями в Европе, они выступали на стороне слабых и героически сражались против агрессоров. Куманская кровь течет и в жилах современных крымских татар.
Надо заметить,что последний болгарский царь до турецкого ига Иван Шишман был куманского или, в русском варианте, половецкого происхождения.
Моя мать родилась в 1915 г.,когда шёл второй год Первой мировой войны,и,как видно, из хронологии, на её долю выпадет и Вторая мировая-уже при моей жизни-,а до этого голод 1933 г. и,наконец,голод 1946-47 г.Вот в какое страшное время жила моя мать,Чепразова Мария Георгиевна.В с.ЧИЙШИЙ, где родилась мама, у неё оставались родная сестра –не помню как её звали-и брат Георгий. По линии дяди(по-болгарски-вуйчо) Георгия, как мне недавно говорила моя кузена Анна,есть живые мои родственники,с которыми я обязательно должен связаться и всё разузнать об их судьбе.Моя же кузена- двоюродная сестра- Зина, племянница мамы,как я уже говорил была моим детским дружком.Когда её привозили к нам в гости,мы ни на секунду не расставались и постоянно во что-то играли.Эта дружба с моей двоюродной сестрой осталась в моей душе как одно из очаровательнейших воспоминаний сладко-горького детства.
Мне казалось,что мама была самой красивой .Когда она мыла голову,я обратил внимание,что волосы у неё русые,лицо кругленькое,белое и мне она очень нравилась,Я любил свою мать больше всего на свете.Мне с ней было легко и уютно.Она всегда разговаривала со мной тихо,подчёркнуто ласково,с какой-то, не свойственной её возрасту, мудростью.Несмотря на свой молодой возраст мама знала много болгарских народных сказок и рассказывала мне их всегда перед сном, а иногда, когда пряла. Я садился возле неё, она рассказывала размеренно,автоматически крутя большим, указательным и средним пальцами веретено,а я слушал внимательно, разинув рот .Сейчас я не помню эти сказки, но домовые,черти и ведьмы, прыгающие тёмной –претёмной ночью по крышам домов и зловеще шелестящим верхушкам деревьев в нашем саду, до сих пор витают в моём воображении.Для меня мама была мягким и добрым человеком.Я не помню ни одного случая,чтобы она с кем-то конфликтовала,ссорилась или что-то с кем-то не поделила.Она никогда не повышала голос ни на меня, ни на отца, но когда отец порывался меня отшлёпать,она решительно и стремительно бросалась между нами,без крика и шума,хватала меня в охапку,вырывала из рук отца и уводила подальше “от греха”.
Однажды, перед нашим домом, на улице я пытался поймать маленького жёлтенького утёнка. Я тоже был маленький-лет четырёх- пяти- и поэтому и я и утёнок были одинаково неуклюжими: утёнок неуклюже убегал, а я неуклюже догонял и случайно наступил на него. Утёнок не выдержал моего веса. Хозяин утенка двоюродный брат Яков всё видел, и не преминул сказать об этом отцу.
Здесь надо заметить, что мой двоюродный брат Яков был сыном одной из двух сестер отца.Ее звали Марией. Эта моя самая старшая тётя вышла замуж за мужчину из рода по фамилии Неруца. Судя по поведению Якова и его жены, этот род Неруца отличался весёлым нравом, которым, вероятно, прикрывал свою хитрость, граничащую с желанием объегорить, обмануть, наколоть, обокрасть, съязвить, подтрунить, позавидовать подленько и. т.д. Короче говоря, они мне не нравились, мягко выражаясь.
Так вот, где-то во второй половине дня я вошёл во двор и отец, завидев меня, вкрадчиво, нарочито ласковым голосом, подозвал. Чувствуя всем своим существом что-то недоброе, вразвалочку, слегка потупив голову, я подошёл к отцу, который, не мешкая, нагнул мою голову между ног, и начал шлёпать по заднице. Мама, находилась вблизи «военных» действий, и, не раздумывая, бросилась к нам с криком «перестань», стараясь вырвать меня из цепких объятий отца, что было совсем не простым делом, так как отец в гневе становился опасным для окружающих. Я это предательство кузена Якова запомнил на всю жизнь, и на Новый год или во время СУРВЫ(от шумерского СУ-солнце), поздравляя, хлестал его вербовой веткой от всей души и что есть мочи, благо, что обычай именно это и имел в виду.
Все страшные годы голодовки мы переживали всей маленькой семьёй – никто нам не помогал. Я собирал колоски на скошенных полях (за колоски взрослых сажали в тюрьму), рвал лебеду и крапиву, из которых мама делала лепёшки, вкус которых до сих пор помню – пряный запах травы и горьковатость. Я помню высоченные, совершенно голые деревья акаций, на вершине которых находились гнёзда ворон. Когда я достигал гнезда, чтобы забрать яйца, хозяева гнезда зловеще кружили надо мной и душераздирающе гаркали, угрожая мне расправой, но, преодолевая страх, я запускал руку в гнездо и клал яйца за пазуху. Мне было восемь с половиной лет. В таком возрасте на древесном клее я ловил сусликов, прикрепив к концу верёвки шарик клея, и, наслюнявив его, опускал медленно в нору. Всем этим мы и питались. Каждый из нас что-то делал, чтобы выжить, но отсутствие земли и семян для засева огорода (единственной земли),свирепствующий безжалостно голод лишили меня сначала матери, а через год и отца.
Меньше чем через год отец женился на двадцативосьмилетней, очень красивой(по моим понятиям) женщине, но через два или три месяца, совершено опухший от голода, умер. Надо заметить, что у болгар на селе не принято жить в одиночестве взрослому человеку, и они стараются как можно быстрее обрести спутника, так как на селе одному трудно вести хозяйство. Дети, при повторном браке родителей, не играют никакой роли. Как говорится, не их это собачье дело – у болгар дети не вмешиваются в жизнь взрослых, так как веками в них воспитывалось священное чувство уважения к старшему и почитания родителей. И сегодня это так! Этот морально -нравственный обычай-почитание родителей- является одним из главным постулатов древнеиндийской мысли и идеалов. Смешно выглядит ситуация у городских жителей-русских и украинцев( о других не знаю), когда взрослые чуть ли ни выпрашивают у детей разрешения на повторный брак. Поэтому к мачехе я относился ровно, спокойно, без отчуждения и всяких городских выкаблучиваний.
Наоборот, мне очень нравилась её семья, которая, как мне казалось, даже любила меня. Семья мачехи жила на одном из трёх холмов нашего села. На этом холме находилась церковь, где меня и крестили. После войны церковь превратили в склад для пшеницы, а потом власти стёрли её с лица земли в соответствии со своей вонючей коммунистической идеологией и моралью.
Церковь заполняли зерном, отобранным самыми бандитскими методами у тех, у которых находили. Знаю, что на нашей улице оставалось зерно только у одного хозяина. Этот хозяин тоже носил фамилию Серт. Они были чуть богаче других за счет большой семьи. Я был свидетелем, как у них отбирали зерно и грузили на телеги. Мало было, мерзавцам, ограбить человека, так они ещё и всю семью выслали в Сибирь, хотя в наших краях не было батрачества, так как у всех была своя земля, и богатство каждого зависело от количества членов семьи. Мы тоже жили хорошо до прихода бандитской советской власти. Родители работали от темна, до темна, а меня оставляли у бабушки. Когда брали с собой в поле, то укладывали под куст виноградника, где я досыпал, а сами работали пока солнце не поднимется над горизонтом, и только потом садились завтракать: хлеб домашней выпечки, брынза, сало, лук, чеснок и вода, а вечером уже кушали только манджу (куриный соус) или чорбу- ( болгарский борщ с кислой заправкой, приготовленной из отрубей)
Итак, церкви уже нет, а на её месте в шестидесятых годах построили большую школу, но когда я приезжаю в гости, всегда в моём воображении на этом месте возвышается вместо школы та самая церковь, возле которой проходили праздники болгарской национальной борьбы. Перед церковью расстилался красивый зелёный травяной ковёр. Многое забывается из детских лет, но есть события, которые издалека видятся живыми картинами, будто бы они происходят сейчас, в минуту воспоминаний. Такой живой очаровательной картиной народной жизни остались у меня в памяти праздники национальной борьбы у нашей церкви.
У моей мачехи был старший брат Георгий. Он работал кузнецом – очень важная и всеми уважаемая профессия на селе. Дядя Георгий всегда принимал участие в борцовских поединках и всегда побеждал. Когда он укладывал очередного соперника на лопатки, я подходил к нему, брал за руку и стоял рядом, гордо оглядывая всех, а народу собиралось много. Я безмерно гордился дядей Георгием , глубоко его уважал и восхищался им.(где-то на подкорковом уровне, скорее всего, он заложил во мне «вирус» спортсмена). Да, церковь стёрли с лица земли, стёрся в том первозданном виде и праздник с лица народной жизни – с тем необыкновенным, особенным духом, особенной атмосферой. Сейчас борются на стадионе, но это всё же не то, что было у церкви – нет того пьянящего запаха очаровательной старины и того царящего аромата народного болгарского ДУХА, орошаемого божественными звуками неземной ГАЙДЫ (волынки)
Мы продолжали жить с мачехой, и вскоре я почувствовал, что от неё повеяло холодком. Сейчас я понимаю её лучше – ведь оставаясь вдовой в столь роскошном возрасте – нелегко было пережить одиночество в 28 лет.
Со дня на день я ждал чего-то…И вот однажды я потерял ключ от дома, и мачеха наотмашь ударила меня по лицу, расквасив мне нос. Я выбежал со двора, и, хотя уже темнело, шёл вниз по улице, всхлипывая и вытирая кровь рукавом. Больше в отчий дом я не вернулся. Я вошёл во двор отчего дома гораздо позже, когда двор был продан дядей Васей другому дяде Гочо. Это случилось после окончания первого года обучения в Специальном ремесленном училище №1 г. Одесса в 1952 г.
…Эту первую ночь вне отчего дома я провёл у дяди Васи, а потом две недели жил в виноградниках со стороны с. Чийший – спал в шалаше со сторожем. Однажды я бесцельно шатался по центральной улице села, недалеко от моста через нашу нехитрую речку. Здесь у моста меня остановил председатель сельсовета Михаил Сороков, который был в приятельских отношениях с моим отцом и часто захаживал к нам поболтать с отцом и опрокинуть несколько стаканчиков вина. Он спросил меня, хожу ли я в школу, как живу. Я ответил, что в школу не хожу и живу в виноградниках. У дяди Миши не было тогда детей, и он предложил мне жить у него. Я согласился и внезапно стал «важной» птицей на селе – меня стали называть «сыном председателя». Меня одели по-городскому – брюки чёрные, чёрные ботинки(моя мечта с семи лет),белая сорочка и (падайте все в обморок) зелёный свитер- мне казалось, что этот свитер я люблю больше всего на свете. Так я стал жить совсем новой жизнью в незнакомой мне среде сельской интеллигенции.
«Сын» председателя.
—————————-
Сороков Михаил занял должность председателя сельсовета с приходом советской власти, а его жена, Зинаида Ивановна, работала учительницей начальных классов. В нашем селе можно было закончить только семь классов – так решила новая власть советов- коммунистов, а до 1944 г. была власть румын, которые отпускали на образование болгарской диаспоре четыре года и только на румынском языке, так что почти все мужчины ( женщины не учились!!! ) поколения отца отлично знали румынский язык. Сороков Михаил был послан к нам, а откуда они вообще я так и не узнал.Знаю, что в 6 0 – х годах они уже жили в с. Главаны. Они жили в Троянах на улочке, берущей своё начало от центральной площади и, слегка поднимаясь вверх, как бы горбатясь, шла себе вдоль нашей мелководной, но очень милой речушки и заканчивалась у хилого, едва «дышащего» мостика, который был просто опасным для жизни, особенно зимой, как для детей, так и для взрослых. К мостику вёл крутой спуск метров десяти длиной и такой же крутой подъём. Этот опасный мостик я помню с тех пор как начал ходить, и до сегодняшнего дня ни одна из властей(русская, румынская, советская и теперь уже украинская ) не соизволила его реконструировать и сделать удобным и безопасным для пользования. Я теперь понимаю, что всем властям было по барабану, как живёт наш народ в сёлах. То, что люди сами построили, то и было. Правда, в конце 60-х годов, была построена школа на месте разрушенной церкви, а потом больница, без медицинского оборудования. Был так же построен и клуб ( когда содрали налоги с людей). Поэтому, с уверенностью можно утверждать, что ни одна из властей на протяжении ста пятидесяти лет не проявляла ни уважения, ни забот о наших трудолюбивых и всё терпящих людей болгар, греков, албанцев, гагаузов, которые и построили ЭТУ БЕССАРАБИЮ, по которой когда-то кочевали «цыгане шумною толпою» .
Так вот, эта симпатичная улочка находится между одним из холмов слева и нашей милой речушкой справа, если смотреть со стороны села Чийший. На этом «полуострове «находились сельский совет, главная семилетняя школа и церковь. Здание (бывший частный, красивый сельский дом) сельсовета находилось через три-четыре дома от дома дяди Миши, на этой же стороне. Улочка была застроена только с правой стороны, если смотреть со стороны площади, от которой она и начинается, а слева возвышался один из трёх холмов, на которых и расположилась часть села. Холмы, хотя бы приблизительно, напоминали Балканские горы. Это ж надо было основателям села, то есть тем, кто выбирал место для поселения, так удачно подобрать место; чтобы и «горы» были, и речка с притоком, которые петляют через всё село, и чтобы питьевая вода была, и чтобы ЗЕМЛЯ плодородная. До переселения сюда болгар, гагаузов, албанцев и чуть- чуть греков к этой земле рука человека не прикасалась – я имею ввиду Буджак (угол) -сегодня это Измаильский, Болградский и Арцизский районы. Полукочевники ногайцы (татары – по имени предводителя) оставили после себя только некоторые названия аулов, речек, озёр и кой- где останки глиняных хибар. Они ведь не вели оседлый образ жизни, потому и не строили ничего фундаментального. Жили за счет грабежа – трутни на теле человечества.
Дядя Миша и тётя Зина жили в доме с одной спальной комнатой, и мы втроём спали в этой комнате. Улочка эта была застроена домами большими и красивыми – все дома облицованы красным кирпичом, что свидетельствовало о зажиточности их владельцев, которые, за то, что хорошо трудились и умно организовали своё хозяйство были объявлены кулаками с конфискацией всего имущества и, без зазрения совести, отправлены в скотских вагонах в Сибирь Сколько же горя хлебнул мой народ: вначале покинуть родные очаги в Болгарии , и на новом месте в Российской Бессарабии, построив на пустом месте новые дома- очаги снова покинуть и насильно, в высшей степени несправедливо и по-фашистски жестоко быть высланными в Сибирь!!! Когда мне говорят, что не все коммунисты были плохими, я хочу спросить, где же хорошие, если допустили такую дикую несправедливость.!? Преступление совершено, а в нём не может быть места хорошим коммунистам, которые не протянули и столетие, но зла наделали на тысячелетия вперёд.
В 1860 г. румынские власти жестоко подавили восстание в г. Болграде, и потому много людей решили не терпеть больше издевательств румынских властей. Дело в том, что румынская администрация лишила местное население бывших привилегий, перевела все обучение на румынский язык, начали отбирать землю. Поэтому и было восстание. Российские государственные органы начали активную агитацию за переселение болгар в Таврию и Крым. Российские власти даже давали сопровождение в виде вооруженных отрядов. Но на новом месте было не лучше. Много людей поумирало еще в дороге. Вот одно из описаний переселения из Бесарабии в Крым: « Жалкая картина предстала перед моими глазами. Я видел людей, которые умирали, и солома была им постелью, а камень вместо подушки.»
Так вот, я до сих пор не могу понять, как это дядя Миша и тётя Зина пошли на эти неудобства, взяв меня к себе. Ведь, повторяю, мы втроём спали в одной комнате – они на кровати, а я на полати. Они, ведь, были молодые люди, а как же им в моём присутствии делать «молодое» дело? Однажды ночью я полу проснулся и услышал скрип кровати и шёпот тёти Зины: давай, ещё чуть-чуть, давай. Вскоре они оба застонали, и я подумал, что им стало плохо, но тут же моё сознание окутал сон.
Сейчас этого дома нет – его снесли, и на его месте построили кафе, где я, будучи взрослым, выпил не одну рюмочку водки с дядей Васей ( царствие ему небесное), с племянниками и друзьями детства.
Одним из таких друзей детства до четвертого класса был Вася Абдул ( с арабского это фамилия означает «раб божий). Мы всё свободное время проводили вместе. Помню один странный случай. Я приехал в гости из Ленинграда. Как-то зашёл в клуб, и там произошёл конфликт с одним парнем